Каталог продукции

 Зачем Левша портит свою подковку...

 

Из книги Левикова А.И. "Калужский вариант"

 

- Что скажете о «выгодной» и «невыгодной» работе, - спрашиваю Бориса Фёдоровича, видя в этом прямую связь с деятельностью мастера, распределяющего задания.

 

 - Да нет их уже сейчас, «выгодных» и «невыгодных»,- рубит Данилов, и я чуть не падаю. Вот удружил знакомый! Как же нет?! Отчего же вдруг «выгодных-невыгодных» не стало, Борис Фёдорович?

 

- Оттого, что на многих заводах, может и не на всех, но кое-где, я лично знаю, укоренился лимит зарплаты на цех, участок. Сумма, определенная у администратора, понимаете? Которую он может использовать. Меньше - пожалуйста, больше - нет! Значит, у мастера сложнейшая бухгалтерия! Даже если 20-30 человек - кому сколько платить, чтобы не вылезти из лимита? Не дай Бог выйдет! Понимаете? Нормы ужесточаются, расценки срезают: оправдано, мол, вводимыми техническими новшествами. Но частенько никаких новшеств нет, а нормы изменяют «по плану». Произвольно, в нарушение правил. Конечно, это местная инициатива, я так полагаю. Сужу по своему разговору в Госкомтруде СССР. Они считают, повсюду расценки снижаются правильно, за счет внедрения технических усовершенствований. Так тоже происходит. Но бывает и по-другому: срезают волевым порядком, безо всяких оснований. Детали становятся дешевле. Понимаете? Чтобы заработать столько же, нужно сделать их больше. Есть при сдельщине такие, что дай им волю, весь лимит мастера сожрут. А другие при новых расценках и норму-то уже не тянут, один раз, второй получат зарплату - и пишут заявление. Поэтому мастер, для того чтобы более или менее спокойно жить, записывает у себя в книжечке: такому-то нужно вывести 200 руб. любым способом, а то идёт! Такому-то - столько-то. Договариваются: чтобы он там ни делал - 200руб, 150, 250! Понимаете? Ну, конечно, с молодёжью так: если старается товарищ, значит, 100 руб. ему потолок; потом, когда годик поработает, добавят, найдут из каких-то там ресурсов, бог его знает.  Понятно? Никакой сдельщины фактически на многих заводах нет… Я, конечно, про массовое производство не говорю, там вряд ли такое возможно, а вот на некоторых индивидуальных и мелкосерийных в предприятиях - сам видел.

 

Вот оно что! Рост выработки, производительности, количества, пусть и в ущерб качеству, едва ли не единственное, что до сих пор ставили индивидуальной сдельщине в заслугу, - не срабатывает?! Что же остается? Разобщенность людей на участке, потолок производительности и заработка, «выводиловка», которую прежде, кажется, отмечали только на строительных площадках... Польза-то в чём? Вред, отрицательные социально-психологические последствия, невыгода экономическая - всем это бросается в глаза. Но, я полагал, количество в гору прет! Ан и этого нет…

 

- Борис Фёдорович, что-то вы не то говорите, вскакиваю, начинаю «гулять» по комнате, а Данилов сидит спокойно, и даже улыбочка, правда едва заметная, в усах.  - Я же знаю, что существует могучая система подсчета норм, заработка, к этому ЭВМ подключили, во многих единениях зарплату давно печатают на табуляграммах. Какая, к дьяволу, «книжечка мастера»?!

 

- Не бегайте, сядьте. Ну, существует она формально, сдельщина, существует… Выписываются наряды, масса писанины идёт. И на вычислительный центр передают. Напишут и передают. Не сама же ЭВМ к токарю подбегает: « Слушай, Вася, дай закурить. Как ты там сегодня, сколько сделал?» Что мастер ей даст, то она и считает. А что даёт?

 

-  Занимается «выводиловкой»?

 

-  Книгу ведет толстую. На каждого запись. Вот Данилов, вот Петров, вот Иванов. И пишет каждый месяц, сколько у кого было заработано, сколько ему надо доплатить.

 

- Это официально?

 

- Фу ты, господи! Ну конечно! - сердится на мою непонятливость Борис Фёдорович. Вот так: приходит новый человек - не из молодёжи, опытный. Хотя сейчас редко такой приходит. Сразу с мастером договариваются: «Пить не будешь?» - «Нет, завязал». – «Значит, тебе 200 я буду выводить. Согласен?» - «Мало, клади 250». – «Нет, не могу, получишь 200»». Первоначально идёт торговля. Настоящая. Мы же с вами откровенно говорим…

 

   Мда-а. А как же всё-таки с ростом производительности? Если я, допустим, в состоянии сделать больше, но уже в лимит уперся?..

 

- Так и выходит, - кивает Седой головой мой собеседник, -есть, конечно, очень квалифицированные товарищи, которые могли бы много заработать. Вот я знаю одного слесаря-лекальщика, я в электронной промышленности работаю, а он другой отрасли, авиационной, вместе рыбу с ним ловим, чего нам не поговорить? Разговариваем. Я, рассказывает, мог бы сдать еще одну пресс-форм, но нельзя, мой предел 250 руб. Он с мастером-то уже договорился! 250 - и всё! Придётся, говорит, на следующий месяц оставить, а то выйдет 300. Мастера подведу, у него перерасход будет. И откладывается пресс-форма, может быть, очень нужная где-то в цехах. Понимаете? Вроде стахановское движение никто не отменял? Не отменял. Верно? А при Стахановском движении - сколько хочешь получай. Сколько сделать сможешь.

 

- Стоп! Борис Фёдорович, одну минуточку. Вы же сами писали о ленинградском токаре с «Полиграфмаша», которой объявил, что будет больше директора зарабатывать, и зарабатывал чуть ли не по 1000 руб. в месяц! Как его?

 

- А-а, Богомолов!

 

- Вот-вот. Писали же о Богомолове! Как же он заработал, если нельзя?

 

- Шел на прямой конфликт. И на заводе и его выпили начальники, а «Известия» защищали. Конфликт острейший! Ясное дело, он сделки с мастером отвергал, изобретатель, придумывал такое, что резко подскакивала выработка, и гнал. Теперь успокоился, не стал столько зарабатывать.

 

Всё вроде мне Борис Фёдорович разжевал, а я в толк не возьму от чего же повсюду на заводах, где индивидуальная сдельщина, говорят «выгодные-невыгодные»? Платье голого короля? Но вот сидит передо мной сам «король» и говорит: нет платья.

 

Есть они, «выгодные», пожалуйста, - теребит ус Данилов.

 

Фу ты черт! Не соскучишься… Что ещё за поворот?

 

Идёт какая-нибудь новая работа, которая не записан нормировщиком в его талмуд. Так вот эту новую можно дать кому хочешь. Мастер может дать. А раз она новая, расценки на неё ещё не зарезаны. Понятно? Первый раз можно платить сколько угодно. Нормировщик еще сам не понимает, к мастеру придет и спросит: «Сколько за новую написать?» Мастер скажет и, кому хочет, её даст.

 

Знаете, что самое неприятное в работе, когда каждый сам за себя? Расцветает пережитки старой мастеровщины. Помню её в Ленинграде до войны, когда учился токарному делу. Ничего никому не показывал «король»! Ни один. Поэтому несколько заводов сменил, прежде чем самому получить 8 разряд и стать «королем». Понимаете? На одном что-то одно посмотришь, на другом... А подойдёшь к этому «королю» -  он что, с тобой разговаривать будет? Не будет. Он сперва снимет со станка изделие, сунет в ящик, а уж потом начнет разговаривать. Даже не покажет, что делает. Вот и сейчас отголоски той же питерской мастеровщины. Об этом смущаются говорить вслух, вроде бы зазорно: столько лет прошло - и такой пережиток... А может, его убеждениями не победишь? Наверное, дело не в убеждении, а в условиях экономических, в самой организации труда? Мы эту мастеровщину сбиваем всеми мерами воспитательными, пропагандой. А пережитки при индивидуальной сдельщине остаются.

 

Долго говорили с и изобретателем. Я подумал: любопытно, как пересекаются мысли хозяйственника, публициста, рабочего...

 

«Моё» и «наше».

 

Психология! Сколько ни дави на сознательность человека, всё-таки для многих  - не дожили ещё до коммунизма - своя рубашка ближе к телу. Человек слушает про общественный долг, а внутренний голос нашептывает ему: ты больше всех зарабатываешь на участке, поскольку самый квалифицированный, делаешь то, что другие не могут, оттого и работёнку  тебе подбрасывают хорошую, ты незаменимый, ты у мастера в почете - зачем тебе других учить? Выучишь на свою голову. И пойди втемяшь ему, что эгоизм никогда уважение никому не прибавлял, что в нашей стране помощь товарищу - это и самому себе помощь, производство-то общее, завод не частный, государственный, значит, собственность всенародная.

 

 ***

 

 Однажды газета, где я в то время работал, получила письмо, больно ударившее меня по сердцу. Что-то очень существенное потеряно, думал я, если Леша портит свои подковки. Прежде знал бракоделов-неумех, бракоделов-лентяев, но Левшу в роли бракодела встретил впервые. Конечно, подло сознательно портить вещь, которую делаешь. Оправдания этому нет. Но объяснение-то должно быть! Я повторяю вслед за поэтом: «Во всём мне хочется дойти до самой сути». Почему стала возможной подлость? Вот как это преломилось в данном случае

 

«Пишу в редакцию первый раз в жизни. Вывели меня из терпения разговорами насчёт качества. Клич брошен, но этого никогда не будет, пока за лозунгом не начнут видеть человека. Прошу вас не принимать это на свой счёт или на счёт тех, кто придумал в общем-то неплохой лозунг. Скорее, это касается тех, кому поручено руководить претворением лозунга в жизнь, иначе говоря, хозяйственных руководителей разного масштаба».

 

Таковы, так сказать, общественные размышления автора письма, в принципе многое в них верно - то, например, что за лозунгом действительно надо видеть человека. Но отчего такой пессимизм? Неверие в реальность? Оказывается, человеку, приславшему письмо, его напарнику несправедливо (я не проверял, но поверим - пусть несправедливо) срезали расценки. Можно было протестовать, добиваться пересмотра неправильного решения, но как поступили эти двое?

 

«Разряд у нас высокий, обрабатываем со сменщиком ответственные детали для очень сложной машины. Когда детали подешевели, сказали себе: ладно, наше дело маленькое, мы свое возьмем - и стали больше делать деталей. Но уже не таких хороших. Нам еще срезали - мы еще подбавили количества. Одни мы знали, какие теперь идут детали. На вид они нормальные, все размеры в порядке, так делали, что ни один инженер не подкопается. Шпарили по собственной технологии. Знали, что в машине, под нагрузкой, они полопаются. Но помалкивали. Пусть начальство думает насчёт расценок, а мы люди маленькие».

 

Нетрудно заметить, что за письмом незримо стоит проблема «моё» и «наше». Противоречия могут сказаться не столь пагубно, в данном случае они привели к чудовищной истории с Левшой, так низко употребляющим свой талант, свои руки. «Ни один инженер не подкопается» -  циничное признание. Страшно подумать о судьбе машины, для которой они делали ответственные детали. Я не знаю, какая она, связана ли её авария с жизнью людей, автор не написал обратного адреса. Может, на его совести нет загубленных душ, но даже просто испорченной продукции достаточно.

 

 ***

 

 Кокашинский был убеждён, неоднократно высказывал эту мысль публично: там, где индивидуальное сознание со всей хозяйской ответственностью воспринимает общее как свое личное, там мы обязательно найдем самоотверженный труд и бережное отношение к народному достоянию.  А где чувство хозяйской ответственности принижено, где экономические стимулы сориентированы в первую очередь на индивидуальные интересы, общее воспринимается нередко как «ничейное».

 

Новости
Яндекс.Метрика